Мандельбаума, который решил снять и Брыкаланскую заставу (отряд, который прикрывал среднее течение Печоры от возможного продвижения белых со стороны Усть-Цильмы) и все наличные силы красных сосредоточить в Ижме. Однако когда красноармейцы из Брыкаланска добрались по лесной дороге в Ижму, у Мандельбаум созрело новое решение: снова занять Брыкаланск (!). Красноармейцы были рассержены чехардой принимавшихся Мандельбаумом противоречивых решений. По воспоминаниям того же участника событий, «командиры отряда и группа партизан-ижемцев, пришедшие к командующему, стали объяснять ему, что занимать Брыкаланское, если (уже) заняли его белые, не так легко, как его сдать без боя. Партизаны готовы были броситься на Мандельбаума с кулаками... Возмущение было тяжелое...» Тем не менее Мандельбаум оказался непреклонен и велел красным идти обратно к Брыкаланску. Чтобы как-то успокоить их, он придал отряду пушку. Однако каково же было удивление пошедших в атаку на село красных бойцов (Брыкаланск действительно был уже в руках белых, и пришлось вступить в бой), когда орудие неожиданно... увезли назад в тыл, не сделав ни единого выстрела по врагу! И только когда белые отступили, пушку привезли обратно на позицию... Выяснилось, что такое распоряжение отдал командиру орудия Мандельбаум, боявшийся, что противник сможет в ходе сражения захватить пушку, которой он очень дорожил (видимо, больше, чем жизнью своих бойцов). Этот эпизод не способствовал укреплению авторитета Мандельбаума в глазах его подчиненных. «Трудно судить о тактических изгибах мысли этого странного командующего», - не без иронии заметил в своих воспоминаниях один из его соратников. «История с орудием говорит о весьма нелестных чертах этого командира - о двуличности и большой трусости. Во всяком случае, он... не отвечал единственному, но самому важному требованию для боевого командира: не изменять принятого боевого решения, не перерешать его на ходу, а доводить операцию по принятому решению до конца. В отношениях с солдатами и с населением не имел нужного такта». Но немалая часть красноармейцев продолжала доверять Мандельбауму, и даже много позже бывшие бойцы Печорского отряда говорили: «Мандельбаум в наших глазах был таким же авторитетом, как Чапаев перед своими бойцами»; «он в моем понимании был настоящий командир». Вероятно, красноармейцам импонировало то, что Мандельбаум при всех своих недостатках был все же храбрым человеком: недаром те, под чьим началом он позднее воевал на Южном фронте, называли его «боевым», «смелым, в бою очень храбрым» человеком, который «мог сам идти вперед и бойцов за собой вести в атаку», отмечали его «бесшабашную удаль». Но не только удаль роднила Мандельбаума с Чапаевым. Вот что писали о последнем сами красные: «Тов. Чапаев, этот степной орел, действует... исключительно партизанским способом. Распоряжений штаба не признает. Были случаи, что Чапаев уходил со своим отрядом и пропадал без вести, а возвратившись через Коми научный центр Уро РАН
RkJQdWJsaXNoZXIy MjM4MTk=