ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ И КУЛЬТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ: РЕГИОНАЛЬНЫЙ ОПЫТ И ПРАКТИКИ ПОЛИТИКИ ПАМЯТИ Труды Института языка, литературы и истории Коми научного центра УрО РАН Выпуск 80 Сыктывкар 2025
ОиО- 25 3905
Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Федеральный исследовательский центр «Коми научный центр Уральского отделения Российской академии наук» Институт языка, литературы и истории Коми научного центра Уральского отделения Российской академии наук ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ И КУЛЬТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ: РЕГИОНАЛЬНЫЙ ОПЫТ И ПРАКТИКИ ПОЛИТИКИ ПАМЯТИ Труды Института языка, литературы и истории Коми научного центра УрО РАН Выпуск 80 Сыктывкар 2025
ББК 63.5 (231 +235) УДК 39 (470.13) ОО1 10.19110/978-5-89606-684-2 И90 ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ И КУЛЬТУРНОЕ НАСЛЕДИЕ: РЕГИОНАЛЬНЫЙ ОПЫТ И ПРАКТИКИ ПОЛИТИКИ ПАМЯТИ: груды Института языка, литературы и истории Коми научного центра УрО РАН. Выпуск 80. — Сыктывкар: ФИЦ Коми НЦ УрО РАН, 2025. - 248 с. Сборник этнографических статей посвящен изучению феномена исторической памяти в различных его проявлениях. В авторских статьях анализируется устная память о первопоселенцах и начальных этапах истории местных сообществ, описан опыт создания родовых музеев в Усть-Цилемском районе Республики Коми, практика использования блюд народной кухни в пропаганде культурного наследия локальных групп. Представлены материалы, касающиеся оценки местным населением опыта коллективизации оленеводов и значимости этнографических фотоколлекций для описания и восприятия таких пространственных элементов традиционной культуры, как жилище и поселение. Серьезное внимание уделено характеру восприятия исторической памяти современной молодежью и проблемным ситуациям, имеющим место в системе исторического образования. Издание представляет интерес для широкого круга специалистов, преподавателей И студентов вузов. И90 НГ8ТОК1САЕ МЕМОКУ АМ) СЬЕТЕНАЕ НЕК1ТАСЕ: КЕОЮКАЬ ЕХРЕК1ЕМСЕ АХ1) РКАСТ1СЕ8 ОЕ МЕМОКУ РОЕ1СУ: Ргосеейищз оГЛе ЛзбГШе оГ 1.ап«иаце, ЕнегаШге апс! Н1з1оту оГЛе Конн 8с1епсе СеШге оГЛе Ега! ВгапсЬ оГЛе В.и851ап Асабету оГ8с1епсез. 1ззие 80. — Зукхуукаг. ЕК.С Конн 8С ЕВ КА8, 2025. — 248 р. ТЬе соПесбоп оГ еЛпоегарЫс агбс1ез 15 бесогес! ю Ле гезеагсЬ оп Ле рйепотепоп оГ ЫзЛпса! тетогу т йз уапоиз таш&зСабопз. ТЬе аиЛог’з агбс1ез апа1у8е Ле ога! тетогу оГ Ле Йгз1 зеШегз аш1 Ле тша! 8Га§ез оГ Ле ЫзЛгу оГ 1оса1 соттишбез, безсНЬе Ле ехрепепсе оГ сгеабп^ апсе81га1 тизеитз т Ле ЦзЬТзПта О/ыНс! о!'Ле Копп КериЬНс апб Ле ргасбсе оСизт^ &1к сшзте т рготобпв Ле си1Шга1 Ьепга^е об 1оса1 ргоирх. ТЬе угогк тсЛбез Ле та1епа18 ге!ще<1 Л Ле аззеззтеп! Ьу Ле 1оса1 рори1абоп о ГЛе ехрепепсе оГ соПесбхтзабоп оГ гетбеег Ьегбегз апс! Ле 1трог1апсе оГ еЛпоегарЫс рЬоЮ^гарЫс соИесбопя Гог безспЬт^ апб регсептп§ зисЬ зраба1 е1етеп1з о1"баЛбопа1 сикиге аз 1юи81п§ апб зеШетепб 8епоиз абепбоп 18 рак! Го Ле регсербоп о(Тиз1опса1 тетогу Ьу тобегп уоиЛ апб ргоЫетабс 81Шабоп8 т Ле ЫзЛпсгб ебисабоп зузГет. Гпе со11есбоп 1з оГ тгегезТ1о а уй<1е гагще оСзреиаНзб;, ГеасЬегз, ап<1 шйуегзку зЛбеЛз. Редколлегия: Ю. П. Шабаев (отв. редактор), В. В. Власова (отв. секретарь), О. И. Уляшев Рецензенты: А. В. Мартыненко, д.и.н., профессор (Мордовский государственный педагогический университет им. М. Е. Евсевьева), Т. И. Чудова, д.и.н., профессор (Институт истории и права СГУ им. Питирима Сорокина) 18ВН 978-5-89606-684-2 НАУЧ1 БИБЛИО А* V ’••• ФИЦ Коми НЦ УрО РАН 253905 © ФИЦ Коми НЦ УрО РАН, 2025 © ИЯЛИ ФИЦ Коми НЦ УрО РАН, 2025 Коми научный центр Уро РАН
ВВЕДЕНИЕ История есть общественное достояние и является органичной и важной частью культурного капитала как местных сообществ, так и более широких культурных, территориальных и политических объединений - этнических групп, территориальных социумов и государств-наций. Историческая память - это не только аккумуляция опыта совместной жизни многих поколений, но и важный инструмент, с помощью которого формируются местная и региональная идентичность, гражданское самосознание и патриотизм. О том, что историческая память имеет значение не одного лишь гуманитарного знания, но становится все более важным политическим ресурсом свидетельствует создание Национального центра исторической памяти при Президенте Российской Федерации (Указ, 2023) и о том же говорит содержание дискуссий об историческом суверенитете (Герасимов, 2018). Историческая память - это мост между прошлым и настоящим, но ее проявления и формы могут быть самыми разными. «В современном гуманитарном знании концепция исторической памяти стала одной из самых востребованных. К ней обращаются не только историки, но также социологи, культурологи, писатели и, конечно, политики. К сожалению, должного понимания сути этого явления нет. Очень часто история и историческая память воспринимаются как синонимы, однако это не так... Изучение истории направлено на наиболее точное отражение прошлого. Наоборот, устная традиция передачи информации о прошлом мифологична. Она характеризуется тем, что память сохраняет и «воспроизводит» сведения о прошлом на основе воображения, порожденного чувствами и ощущениями, вызванными настоящим. Воспоминания о прошлых событиях, как давно уже установили психологи, воспроизводятся через призму настоящего. Недаром у древних греков Мнемозина была одновременно богиней памяти и воображения», - пишет М. В. Соколова (Соколова). Историческая память сохраняется не сама по себе, а посредством механизмов трансляции традиций и исторических преданий в простых обществах и через специальную политику памяти - в сложных и индустриально развитых сообществах. Несмотря на то, что термин политика памяти (Ройсу оГ тетогу), или политика истории/историческая политика в мировом обществоведении используется уже почти полвека (7тп, 1990; Нора, 1999; 3 Коми научный центр Уро РАН
ВаЫап, 2002) и в последние годы является предметом активных обсуждений (Ростовцев, Сосницкий, 2014; Беляев, Лингенко, 2016; Тишков, Шабаев, 2017; Методологические, 2018; Белов, 2021; Политика памяти, 2023 и др.), в региональных исследованиях он почти не используется, как не дискутируется и сама проблема формирования продуманной и целенаправленной политики памяти. Стоит заметить, что есть несколько трактовок указанного понятия, среди которых одним из наиболее емких, на наш взгляд, является следующее: «Термином "политика памяти" мы будем обозначать всю сферу публичных стратегий в отношении прошлого, то есть концептуализацию, а также практики коммеморации и преподавания истории» (Миллер, 2013: 114). В более простом изложении политика памяти - это практики (исследовательские, образовательные, информационные, политические), ориентированные на сохранение и использование исторического и культурного наследия с целью укрепления солидарности граждан (на местном, региональном и общенациональном уровнях) и актуализации гражданской идентичности. К числу таковых практик относятся курсы отечественной истории в школе, а равно и программы этнокультурного образования, государственные праздники, приуроченные к важнейшим историческим датам (День Победы, День России, День национального единства) с соответствующими гражданскими ритуалами и информационным сопровождением, а также места памяти и памятные даты, отмечаемые на местном (и не только) уровне, дни села, города и многие другие формы коммуникации между прошлым и настоящим. Стоит заметить, что сегодня все еще нет не только должного понимания сути исторической памяти на концептуальном уровне, но как в экспертном сообществе, так и у местных политических элит нет адекватного понимания того, как должны строиться региональные модели политики памяти и как их надо использовать в качестве инструмента социальной инженерии, т. е. в системе исторической пропаганды, воспитания патриотизма, в гражданском строительстве, а равно и в системе образования и просвещения, но, конечно, в первую очередь в практиках гражданской интеграции, которые тесно сопряжены со стратегическими целями государственной национальной политики (Стратегия, 2012). Очевидно, что знание о прошлом, поддерживаемое с помощью системы образования, а также идея исторической преемственности 4 Коми научный центр Уро РАН
поколений, культивируемая в информационном пространстве, и сформированные на этой основе устойчивые представления об общем происхождении народа, его общих подвигах и героях, общих потерях и потрясениях позволяют формировать прочный фундамент национального единства в сложносоставных обществах и препятствуют возникновению этнических конфликтов и движений в пользу сецессии. При всем различии форм исторической памяти, очевидно, что память эта начинается с отдельной личности и ее окружения, т. е. это чаще всего семейная память, связанная с памятью о поколениях предков, с которыми человек связан кровнородственными связями. Обычно у современных людей эта память не очень глубока и не распространяется глубже, чем на третье-четвертое поколение кровных родственников, но у многих народов память о предках имеет важное символическое значение, и их представители знают всех своих предков вплоть до десятого поколения и более, а традиции поминовения предков являются важной частью их культуры (хотя они в той или иной форме есть в любой этнической культуре). Оценивая значимость названных форм исторической памяти, важно подчеркнуть, что устные исторические свидетельства есть не только одна из разновидностей исторических источников, которые уже давно признаны отечественными историками равноценными остальным историческим нарративам (Иконников, 1891), но и во многом особо ценными источниками (Томпсон, 2003). Поэтому не случайно, что устно-историческое движение, возникшее во многих странах Европы и Америки в первой половине XIX в. превратилось в общественнозначимое явление, получившее в большинстве случаев государственную поддержку и заявившее о себе в форме особых институций, к числу которых нужно отнести Русское географическое общество, созданное в 1845 г., Архангельское общество изучения Русского Севера, основанное в 1908 г. (Усть-Сысольский отдел учрежден в 1911 г.) и Вологодское общество изучения Северного края, созданное в 1909 г. В устной истории особое место занимает автобиографиче ский подход, который фиксирует, в первую очередь, семейную память. А семейная память в большинстве случаев передается / передавалась в устной форме, как и местные предания о первопоселенцах села, об истории его возникновения, о прошлой жизни. Немалую роль в сохранении исторической памяти играют личные архивы, биографические описания, семейные фотоальбомы и реликвии, такие, к примеру, как 5 Коми научный центр Уро РАН
ордена и медали, полученные за подвиги на различных войнах, старинные сарафаны, пошитые еще прабабушками, иконы, передающиеся по наследству и иные материальные свидетельства прошлой жизни. Именно локальные варианты исторической памяти, формы их восприятия и их роль в конструировании или актуализации местных идентичностей стали предметом анализа в статьях О. И. Уляшева и В. Э. Шарапова. Конечно, устная память есть начальная форма исторических повествований и исторического познания, и очевидно, что эта форма трансляции исторических знаний восходит к временам античности, и Гомер с его эпическими поэмами является наиболее ярким представителем античной исторической традиции. Однако начальный опыт исторических повествований не ограничивается устными историческими нарративами, записанными много времени спустя после их создания, - она более масштабна, поскольку органично связана с традициями многих народов, а точнее с их культурным наследием: исландские и скандинавские саги, карельские руны, латышские дайны, русские легенды, былины и исторические песни, ненецкие мифы о сиртя /сихиртя, коми сказания о чуди есть мифологизированные исторические повествования о прошлом, начальных вехах местной истории, «прочтение» которых потомками осложнено иным характером восприятия пространства и времени, а также иными способами фиксации фактов истории, хотя сама история и особенно трактовки отдельных периодов прошлого не перестают носить характер исторического мифа (Бреева, 2010; Коно- рев, 2012; Тишков, 2019; Иванов, 2020). В локальных исторических повествованиях о первопоселенцах, а особенно в местном фольклоре, сочетание зафиксированных фактов истории и мифического восприятия исторического времени органично переплелись и превратились в некий общий локальный исторический текст, повествующий не только о заселении, но и о полном покорении определенной территории первопоселенцами, часть которых предстает в образах легендарных героев, наделенных магической силой, что достаточно хорошо показано в статье О. И. Уляшева. В авторском повествовании и трактовках местных исторических и мифологических преданий убедительно показано, что устное историческое повествование, несмотря на наличие официальных исторических источников, характеризует начальные этапы местной истории как некое особое время, время местных мифологических героев. 6 Коми научный центр Уро РАН
Устная традиция сохраняет свое значение и сегодня, особенно в семейных преданиях и повествованиях о предках, но и она ныне все более инструментализируется и формализируется, свидетельством чему становятся семейные/родовые музеи, активное создание которых начиналось в России и во многих странах мира в последней четверти ХХ. Своеобразным и во многом уникальным примером подобных музеев являются родовые музеи Усть-Цильмы, описанные в статье Т И. Дроновой. Феномен семейного музея - относительно новое явление и принято считать, что он зародился в Западной Европе на рубеже XIX и XX столетий. Первый в мире музей, посвященный генеалогии и семейным историям, появился в Нидерландах на территории бывшего монастыря Урсулинок в г. Эйсден в 1899 г. Сегодня он имеет статус международного музея семейных историй - «1п1етайопа1 Мизеиш Гог РашПу Шз1огу». Однако отечественная практика создания подобных музеев не менее интересна и весьма разнообразна, о чем свидетельствуют и экспозиции многих подобных музеев, создание которых началось в последней трети ХХ столетия в России. Одним из крупнейших исторических проектов такого рода стало создание «Музея семейных историй», организованного на базе Музея политической истории России в Санкт-Петербурге. Участникам проекта рассказывают историю своих семей с начала XIX в. и описывают ее вплоть до сегодняшнего дня. Родовые музеи Усть-Цильмы есть органичная часть этого способа музеефикации исторической памяти. Но важна не только память об истории семьи или рода, но и личная или групповая память, фиксирующая события общей истории, в числе которых, безусловно, создание собственной государственности, участие местного населения в войнах и многие другие важные исторические события, изменившие жизнь рядовых граждан, в числе которых, безусловно, находится и эпоха коллективизации, разрушения семейных и родовых форм хозяйствования и тотальное обобществление аграрного производства. На Севере этот процесс имел свою очевидную специфику, которая отразилась и в социальных практиках, связанных с адаптацией северных кочевников к навязанным им формам хозяйствования, а также в памяти об эпохе коллективизации, чему посвящена статья К. В. Истомина. Приведенный автором материал есть существенно важное дополнение к отечественной историографии аграрной истории. 7 Коми научный центр Уро РАН
Одной из форм репрезентации культурного наследия является использование элементов традиционной культуры в современных культурных практиках, чаще всего имеющих символическое значение и ставящих своей целью демонстрацию связи поколений через использование традиционной утвари, блюд национальной кухни, народного костюма как зримых и понятных маркеров культурного своеобразия как местных культурных групп, так и региональных сообществ в целом. В этом случае элементы исторической реконструкции и визуализации интегрируются в определенное символическое действо - работу ресторанов национальной кухни, фольклорные фестивали и местные праздники. О функционировании традиций выпечки у прилузских коми, как одном из элементов наследуемого культурного опыта, сказано в статье Ю. И. Бойко. Современная политика исторической памяти предполагает целенаправленное формирование устойчивых представлений о прошлом своего села, города, региона и страны в целом у молодого поколения. При этом существенно важны не некие общие знания о событиях прошлого, а понимание значения важнейших фактов истории, оказавших влияние на формирование общенационального единства, культурного кода россиян, заложивших основы российского культурного ландшафта. Институты образования и культуры в своей деятельности должны учитывать, что воспитание историей есть важнейший метод формирования местного патриотизма и патриотизма гражданского. Этой сложной проблеме посвящены статьи Ю. П. Шабаева и Н. П. Мироновой. Важное символическое значение для сельских семей и для символического маркирования пространства жилища имели и имеют предметы культа, среди которых, в первую очередь, надо назвать иконы. Об этом сказано в сообщении студентки второго курса Института истории и права СыктГУ С. Ивашевой. Как традиционная отечественная этнография, начало которой было положено классическим трудом академика Императорской академии наук Иогана Готлиба Георги (Георги, 1799), так и современная этноло- гия/этнография при изучении различных культурных групп населения России (Народы, 2009) всегда использовали рисунки, карты, схемы, т. е. визуальное сопровождение текстов, которое было не просто иллюстративным дополнением этнографических работ, но изначально являлось неотъемлемой частью научной традиции, диктовалось общепризнанными методиками сбора полевого материала. Эта традиция 8 Коми научный центр Уро РАН
весьма устойчива и более того - она развивается, совершенствуется и захватывает все более широкие сферы гуманитарного и социального знаний, о чем свидетельствует формирование таких субдисциплин, как визуальная антропология и визуальная социология (Руби, 2007; Штомпка, 2007). В данном сборнике этой сфере фиксации исторической памяти посвящена статья В. В. Власовой, которая описывает и оценивает научное значение фотоархива Л. Н. Жеребцова, сформировавшегося в процессе многочисленных экспедиций по различным районам Республики Коми. Предметное поле этнографии не остается неизменным и постоянно расширяется, поскольку меняется характер социальных процессов, а культуры приобретают новые качества. Современный этап развития человеческой цивилизации называют «цифровым», а потому совершенно естественно то внимание, которое уделяют социологи, философы, культурологи и этнологи анализу сетевых ресурсов. В отечественной этнологии/антропологии уже сформировалось соответствующее направление исследований - киберэтнография (Головнев, 2021), которое бурно развивается. Коми этнографы только начинают осваивать данную исследовательскую нишу и первый опыт работ в этом направлении представлен в сообщении Ю. В. Полякова. Стоит заметить, что представленный на суд научного сообщества сборник есть заключительная веха в выполнении плановой темы «Этнокультурные процессы и этнокультурные традиции на европейском севере России: динамика социальных и культурных трансформаций», а отдельные статьи являют собой не только попытки анализировать различные культурные явления и процессы, связанные как с изучением, так и практическим использованием культурного наследия региона и исторической памяти, но все вместе они составляют некое руководство, касающееся практики формирования и реализации региональных моделей политики памяти и политики идентичности. Поскольку темой настоящего сборника стала историческая память, постольку мы не могли не почтить память многих поколений исследователей, посвятивших себя делу изучения этнокультурных традиций и этнокультурных процессов, имевших и имеющих место на европейском севере России и в прилегающих регионах. Сборник посвящен их памяти. Научному вкладу в отечественную этнографию наших предшественников посвящены достаточно основательные работы, опубликованные в предшествующие годы (Очерки, 2007; Терюков, 2011). При 9 Коми научный центр Уро РАН
этом надо особо отметить, что важнейшее место среди замечательной плеяды местных исследователей занимают имена Л. Н. Жеребцова и Л. П. Лашука, которым в 2025 г. исполнилось бы 100 лет. Благодаря усилиям многих поколений ученых, включая и современных исследователей, школа Коми этнографии/этнологии стала весьма авторитетной в отечественном гуманитарном знании, о чем свидетельствует как неформальное признание коллектива этнографов Коми отечественными и зарубежными коллегами, так и уровень цитируемости их трудов в публикациях отечественных и зарубежных исследователей. В процессе работы над изданием также родилась идея посвятить сборник 80-летию победы в Великой Отечественной войне. Заметим, что память о войне уже стала предметом изучения и фольклористов (Человек и событие, 2017), и этнографов ИЯЛИ (Дронова, 2000; Память, 2005), а потому традицию изучения и сохранения этой памяти было решено продолжить. Но формальное посвящение особого смысла не имело бы, поскольку потонуло бы в волне других дежурных мероприятий. Поэтому мы решили поступить нестандартно и свести воедино как личную память о войне, хранимую в семьях или среди родственников сотрудников сектора этнографии, так и их личный мемориальный опыт и мемориальные практики, с помощью которых память о событиях и периоде Великой Отечественной войны остается и сохраняется как память народная. Приведенные свидетельства очень разные и касаются разных событий и явлений, имевших место в годы Великой Отечественной войны. У каждого из нас своя память о войне, и она не поддается канонизации, но тем эта память интересна и ценна. Война - это не только и не столько карты военных действий и описание сражений, война есть подвиг народа, а чтобы понять его многомерную природу необходимо обращаться к семейной памяти, которая доказывает, что устная история - это важная часть исторического знания, причем, знание это не менее ценно, чем пространные воспоминания полководцев и победный официоз. Литература Белов, С. И. Политика памяти: прошлое как инструмент управления будущим. - СПб.: МОО «ИС», 2021. 10 Коми научный центр Уро РАН
Беляев, Е. В. Государственная политика памяти и ценности массового исторического сознания в современной России: проблемы и противоречия / Е. В. Беляев, А. А. Лингенко // 8шШа НитапйаШ. 2016. № 2. - 1'1<к: Ыфз :// суЬег1ешпка.ги/аг1:1с1е/п/до811<1аг81л'еппауа-ро1Шка- ратуа^^-^48еппо8й-та88ОVодо-^8^опске8кодо-8О2патуа-V-8ОVгетеппоу- ГО88П-ргоЫету-1-ргойУОгесЫуаЛ'1е\\'ег (дата обращения: 16.05.2025). Бреева, Т. Н. Национальный миф в русском историософском романе конца ХХ - начала XXI века / Т Н. Бреева. - Казань: Изд-во Казанского ун-та, 2010. Георги, И. Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов: их житейских обрядов, обыкновений, одежд, жилищ, упражнений, забав, вероисповеданий и других достопамятностей / И. Г. Георги. - ПКЬ: Ьйр8://ги8пеЬ.гц/са1а1од/000202_00000б_435бо/о7С50 ^9АР64-С899-4339-839Р-7Р^Е08С37746/?у8с1^а=т52а112а8222853129 (дата обращения: 24.12.2024). Герасимов, Г. Исторический суверенитет и историческая политика / Г. Герасимов // Эксперт. - 2018. - № 11 (1067). - С. 54-56. Головнёв, А. В. Виртуальная этничность и киберэтнография / А. В. Головнев, С. Ю. Белоруссова, Т. С. Киссер. - СПб.: МАЭ РАН, 2021. Дронова, Т. И. «Историческая память» усть-цилемов: доклад на заседании президиума Коми научного центра УрО РАН. Вып. 430 / Т. И. Дронова. - Сыктывкар, 2000. Иванов, А. Г. Мифологизированное прошлое как часть исторической памяти / А. Г. Иванов // Тетри8 е! Метопа. - 2020. - Т. 1, № 1-2. С. 25-30. Иконников, В. С. Опыт русской историографии. Т. 1-2. / В. С. Иконников. - Киев: Типография Императорского Университета св. Владимира, 1891. Конорев, С. В. Исторический миф в современном российском обществе: происхождение и социокультурная роль / С. В. Коно- рев // Кризисы переломных эпох в исторической памяти. - 2012. - С. 325-333. - иКЪ: Рйр8://гоп.ги/г/2/13 (дата обращения: 19.12.2024). Методологические вопросы изучения политики памяти: сб. науч. тр. / отв. ред.: А. И. Миллер, Д. В. Ефременко. - М. - СПб.: Нестор- История, 2018. Миллер, А. И. Роль экспертных сообществ в политике памяти России / А. И. Миллер // Полития. - 2013. - № 4 (71). - С. 114-126. 11 Коми научный центр Уро РАН
Народы России: Атлас культур и религий / отв. ред.: А. В. Журавский, О. Е. Кальмина, В. А. Тишков. 2-е изд., испр. и доп. - М.: ИПЦ «Дизайн. Информация. Картография». - 2009. Нора, П. Франция-память / П. Нора, М. Озуф, Ж. де Пюимеж [и др.]. - СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 1999. Очерки по изучению этнографии коми / сост. Ю. П. Шабаев. - Сыктывкар: Изд-во «Кола», 2007. Ростовцев, Е. А. Направления исследований исторической памяти в России / Е. А. Ростовцев, Д. А. Сосницкий // Вестник Санкт- Петербургского университета. Сер. 2. История. - 2014. - Вып. 2. - С. 106-126. Память, обжигающая сердца. 1941-1945: Книга 1: Книга памяти Усть-Цилемского района / ред.-сост. Т. И. Дронова. - Сыктывкар, 2005. Политика памяти в России - региональное измерение / отв. ред.: А. И. Миллер, О. Ю. Малинова, Д. В. Ефременко. - М.: ИНИОН РАН, 2023. Руби, Дж. Визуальная антропология / Дж. Руби // Визуальная антропология: новые взгляды на социальную реальность: сб. науч. ст. / под ред.: Е. Р. Ярской-Смирновой, П. В. Романова, В. Л. Круткина. - Саратов: Научная книга, 2007. - С. 398-412. Соколова, М. В. Что такое историческая память? / М. В. Соколова. - иКЬ: Ийр:/^8к.ш/Ыод/агскгуе8/142 (дата обращения: 19.12.2024). Терюков, А. И. История этнографического изучения народов коми / А. И. Терюков. - СПб.: МАЭ РАН, 2011. Тишков, В. А. Историческая память: формы сохранения, конструирования и презентации / В. А. Тишков, Ю. П. Шабаев // Известия Коми научного центра УРО РАН: История и археология. - 2019. - № 4. - С. 62-71. Томпсон, П. Голос прошлого / П. Томпсон // Устная история. - М.: Изд-во «Весь мир», 2003. Указ Президента Российской Федерации от 19.12.2012 № 1666 «О Стратегии Государственной национальной политики Российской Федерации на период до 2025 года». - иКЬ: кйр://р^аVО.доV.^^/р^оxу/ ^р8/?^осЬо^у=&п^=102161949&у8с1^^=т4V1к46618512032530 (дата обращения: 19.12.2024). Указ Президента Российской Федерации от 02.11.2023 г. № 817 «О создании автономной некоммерческой организации «Националь12 Коми научный центр Уро РАН
ный центр исторической памяти при Президенте Российской Федерации» - иКЪ: Ьйр://\\\'.кгеш1т.гц/ас1з/Ьапк/49912 (дата обращения: 23.12.2024). Человек и событие в исторической памяти: сб. статей / отв. ред. Ю. А. Крашенинникова. - Сыктывкар: Институт ЯЛИ, 2017. Штомпка, П. Визуальная социология. Фотография как метод исследования / П. Штомпка. - М.: Логос, 2007. ЕаЫап, ^. Ттае апб ОШег. Но\ апШгоро1оду шакез йз о^ес^з / ^. РаЫап. - КУ.: Со1ишЫа Ипгуегзйу Ргезз, 2002. Нт\'агс1. 2. ТЬе Ро1Шсз оГ Шз^огу: \УШ1 а Шгобисйоп / X. Но\агб. - СЫсадо: Ипгуегзйу оГ П1то18 Ргезз, 1990. Ю. П. Шабаев 13 Коми научный центр Уро РАН
Труды Института языка, литературы и истории Коми научного центра УрО РАН 2025 Вып. 80 ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ В ЛОКАЛЬНЫХ СООБЩЕСТВАХ Уляшев О. И. УСТНЫЕ ПРЕДАНИЯ О ЗАСЕЛЕНИИ ВЕРХНЕВЫЧЕГОДСКОГО СЕЛА ВОЛЬДИНО: НАРРАТИВЫ ОБ ИСТОРИЧЕСКИХ СОБЫТИЯХ И О МЕСТНЫХ ЗНАМЕНИТОСТЯХ Введение Российская генеалогия как научная дисциплина существует третье столетие. Первым уже обобщающим изданием по генеалогическим исследованиям можно считать на тот момент самый полный «Библиографический указатель по истории, геральдике и родословию российского дворянства» Л. М. Савелова, который вышел вторым изданием в 1898 г. (Опыт библиографии..., 1998: 4). С тех пор исследования, изначально связанные преимущественно с дворянскими родословиями, перешли на купеческое и служилое сословия, затем - на священническое. Эти направления сохранились и по настоящее время (Романов, 2019: 118-131; Гуков, Герке, 2024: 111-137; Масленков, 2024: 137-156; Романов, 2024: 156-171). В то же время, вначале на волне поиска «собственных аристократических корней» в 1990-е гг., а затем в связи с поисками «локальной / этнической идентичности» с 2000-х гг., генеалогия стала одним из направлений как в краеведческой, так и в научной сферах. В 90-х гг. прошлого века, после распада СССР и идеологического реверса к досоветским социальным отношениям, поиск предков- аристократов стал одной из форм иллюзорной компенсаторной реакции на утрату базовых социальных гарантий и возможностей советских граждан. Вплоть до того, что «аристократическая генеалогия» приобрела товарный характер. В частности, для новой буржуазии (так называемых «новых русских») подтверждение «аристократического происхождения» стало формой обоснования своего нового социаль14 Коми научный центр Уро РАН
ного статуса, попыткой подведения «исторической базы» под элитарность собственного существования1. (Любопытно, что незадолго до этого у представителей власти на всех уровнях появляется стремление к получению ученых степеней, как бы дублирующих и дополняющих высокий официальный государственно-административный статус). 1 Отличной иллюстрацией к этому феномену является мелодрама В. Новака «Принцесса на бобах» (Одесская киностудия, 1997 г.). В 2000-х гг. составление родословных приобретает культурноисторический характер, объединяя письменную и устную историю (Петров, 2021: 27-30). Повышение интереса к локальным культурам приводит к поискам собственных корней, выявлению связей местных сообществ с общей историей государства через историю собственного рода, чем, собственно, и является система родословия. Отсюда появление краеведческих исследований на местах, сбор родословных работниками сельских музеев, появление популярных публикаций с привлечением архивных данных и устных родословий (См. Сивкова, 2014; 2015; 2016 и др.; Плоскова, 2021). Помимо горизонтальных внутрисоциальных и межпоколенческих связей, генеалогия выявляет и укрепляет также связи конкретного индивида, рода, сельской общины с более крупными социально-политическими и культурногеографическими общностями. Таким образом, каждый индивид оказывается включенным в глобальный исторический процесс, в мировые события, находящиеся вне условной сельской общины (мира). Для народных представлений характерен антропоцентризм: традиционная культура создает картину мира на мифологической основе, но в конкретной привязке Мира и Бытия к миру общинному с его бытовым (или исторически линейным) хронотопом, началом которого становится нарратив о первопоселенцах, от которых (как в мифологии от демиургов) выводится пространство-время деревни, родовая история, частью которой становится каждый конкретный индивид. И здесь мифологическая картина мира смыкается с исторической действительностью, а устные нарративы - с историческими данными. В таком ракурсе в данной статье и сопоставляются устно передаваемая родословная и устные рассказы о происхождении верхневычегодского села Вольдино с письменными, архивными данными. По историческим меркам, территории верховьев Вычегды (выше Вишерского бассейна) совсем недавно освоены коми. Перепись 1646 г. фиксирует появление первых поселений: Сторожевска, Усть-Кулома, 1 15 Коми научный центр Уро РАН
RkJQdWJsaXNoZXIy MjM4MTk=