ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ИЗЫСКАНИЯ НА РУССКОМ СЕВЕРЕ: ГЛОБАЛЬНОЕ В ЛОКАЛЬНОМ ПРЕЛОМЛЕНИИ К 50-петию военного историка С. А. Гладких
253912
Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Федеральный исследовательский центр «Коми научный центр Уральского отделения Российской академии наук» Институт языка, литературы и истории Коми научного центра Уральского отделения Российской академии наук ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИЕ ИЗЫСКАНИЯ НА РУССКОМ СЕВЕРЕ: ГЛОБАЛЬНОЕ В ЛОКАЛЬНОМ ПРЕЛОМЛЕНИИ К 50-летию военного историка С. А. Гладких Сыктывкар, 2025
УДК 355.48 + 94(470.1) ББК 63.3(235.1) + 68.35(235.1) 1ЭО1 10.19110/978-5-89606-668.0 В63 Военно-исторические изыскания на Русском Севере: глобальное в локальном преломлении. К 50-летию военного историка С. А. Гладких / под ред. С. А. Гладких. - Сыктывкар: ФИЦ Коми НЦ УрО РАН. 2025. - 277 с. Издание подготовлено по итогам специальной сессии «Военно-исторические изыскания на Русском Севере: проблемы источниковедения и археографии» Всероссийского научного семинара «Северная археография: вчера, сегодня, завтра», организованной при участии Института языка, литературы и истории Коми научного центра УрО РАН и состоявшейся 27-29 июня 2024 г. в г. Котласе. В сборник вошли научные статьи, обзоры документов и публикации источников по военной истории Европейского Севера России. В нем представлены такие темы, как методология, источниковедение, историография и археография военной истории, военно-историческая биография и просопография, исследования по истории армии и флота, фронта и тыла. М63 МПйагу Шз1огу КезеагсЬ Ф Фе Пи$51ап 1\'огФ: С1оЬа1 АзресЬ т Ьоса1 СопТехТя. Оп ТЬе 50Ф Аптуегзагу оГ МИйагу НВСопап 8. А. С1абк|к11 / еб. 8. А. СИабкИФ. - 8ук1уукаг: ГКС Копи 8С ИВ КА8, 2025. - 277 р. ТЬе соПесбоп хуаз ргерагеб Го11о'лтп§ Фе гезикз оГ Фе зрес1а1 зеззюп «МИйагу ЫзТопса! гезеагсЬ ш Фе В.и881ап ХогФ: ргоЫетз оГ зоигсе зфб1ез апб агсЬео§тарЬу» оГ Фе АИ-Ки881ап зшепийс зепипаг «ЦогФет АгсЬео§гарку: уезФгбау, 1обау, ютоггоху», ог§атхеб мгФ Фе рагбшрабоп оГТЬе ФзФиГе оГГап^иаце. Ейегашге апб Н181огу оГ Фе Копи 8с1епсе СепГге, Фе Цга1 ВгапсЬ, Кизз^ап Асабету оГ 8с1епсез апб Не1б оп Зипе 27—29, 2024 ш Фе сйу Кобаз. ТЬе соПесиоп тсФбез зшепй’йс рарегз, геУ1е\Уз об боситепГз апб риЬПсабопз оГ зоигсез оп Фе тПйагу ЫзЮгу оГ Фе Еигореап N0116 оГ Кизма. II ргезепГз 1ор1сз зисЬ аз теФобоФ^у, зоигсе з1иб1ез, ЫзФпоёгарЬу апб агсКаео^гарЬу оГ тФ'Гагу ЫзЮгу, тПнагу ЫзГопса! Ыо§гар11у апб ргозоро^гарЬу, гезеагсЬ оп Фе ЫзГогу оГ Фе агту апб пауу, ГгопГ апб геаг. Рецензенты: А. А. Михайлов, д. ист. н., научный сотрудник научно-исследовательского отдела (военной истории Северо-Западного региона РФ) Научно-исследовательского института (военной истории) Военной академии Генерального штаба ВС РФ А. Ю. Емелин, к. ист. н„ заместитель директора Российского государственного цэхива Военно-морского флота НАУЧНАЯ БИБЛИОТЕКА ФИЦ Коми НЦ УрО РАН 18ВЦ 978-5-89606-668-0 253912 © ФИЦ Коми НЦ УрО РАН, 2025 © ИЯЛИ ФИЦ «Коми НЦ УрО РАН», 2025 Коми научный центр Уро РАН
ПРЕДИСЛОВИЕ Представленный вниманию читателя сборник подготовлен по итогам специальной сессии «Военно-исторические изыскания на Русском Севере: проблемы источниковедения и археографии» Всероссийского научного семинара «Северная археография: вчера, сегодня, завтра», состоявшейся 27-29 июня 2024 г. в г. Котласе и посвященной 50-летию военного историка Сергея Александровича Гладких. К сожалению, далеко не все авторы смогли выдержать обусловленную названием мероприятия тематику докладов и подготовленных по их итогам статей, поэтому было принято решение отказаться от предполагавшейся изначально публикации материалов сессии в «Северном археографическом сборнике». В итоге к печати подготовлен самостоятельный сборник научных статей более широкой военно-исторической направленности. В нем представлены такие темы, как методология, источниковедение, историография и археография военной истории, военно-историческая биография и просо- пография, исследования по истории армии и флота, фронта и тыла. Авторы сборника представляют различные регионы (Москва и Санкт-Петербург, Республики Карелия и Коми, Архангельская и Вологодская области), различные сферы научного знания (исторические, филологические, философские науки), различные организационные структуры (научно-исследовательские институты, вузы, музеи, архивы, библиотеки). И объединяет их не только знакомство с юбиляром, послужившее поводом к встрече, но прежде всего общий искренний интерес к военной истории Русского Севера, способной дать ключи к разгадке многих научных проблем гораздо более широкого географического масштаба. Поскольку не все участники сессии предоставили свои материалы к оговоренному сроку, сборник получился достаточно компактным, но весьма содержательным, позволяющим не только осветить отдельные исследовательские сюжеты, но и наметить новые направления в изучении военной истории. Материалы сборника расположены в хронологической последовательности рассматриваемых вопросов. Публикуемые фотографии предоставлены авторами статей. 3 Коми научный центр Уро РАН
УДК 355.48 А. Э. Гарвардт ПАРАДИГМЫ ЕВРОПЕЙСКИХ ВОЕННО-ИСТОРИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ ОТ АНТИЧНОСТИ ДО XIX ВЕКА Аннотация. Статья посвящена методологическому анализу военно-исторических трудов российских и зарубежных авторов, изданных на русском языке. Цель анализа - выявление парадигм европейской военно-исторической мысли с момента ее зарождения до конца XIX в. Автор прослеживает развитие истории войны от античного времени до ее становления военной историей в качестве составляющей военной науки, отмечая при этом заметные отличия понимания сущности войны европейскими и российскими историками в различные исторические периоды. Ключевые слова: история войны, военная история, тактика, стратегия, оперативное искусство, парадигма Апдгеу Е. Иагуагд! РАВАИ1СМ8 ОЕ ЕИВОРЕАХ М1ЫТАВУ-Н18ТОВ1САЕ ВЕ8ЕАВСН ЕВОМ АХПОГГГУ ТО ТНЕ 191Ь СЕХТИВУ АЬ^гасК ТЬе аП1с1е 18 йеуо!ей !о Ше теШойо1од1са1 апа1у818 оГ шПйагу Ь181:опса1 \уог1<8 Ьу Ки881ап апй Гогефп аиШога риЬ118Ьей ш Ки881ап. ТЬе риг- ро8е оГ Ше апа1у818 18 !о ИепШу Ше рага±дт8 оГ Еигореап тПйагу Ь181ог1са1 ШоидП Ггот Й8 шсерйоп !о Ше епй оГ Ше XIX сепШгу. ТЬе аиШог 1гасе8 Ше Йеуе1ортеп1 оГ Ше Ь181огу оГ \\'аг Ггот апйеШ Йте8 !о 118 Гогтайоп Ьу тШ- 1агу Ь181огу а8 а сотропеп! оГ тПйагу 8аепсе, \\'Ы1е пойпд Ше пойсеаЫе ±йегепсе8 ш Ше ипйег81апЛпд оГ !Ье е88епсе оГ \\'аг Ьу Еигореап апй Кп881ап Ь181:опап8 ш Й1йегеп1 Ы81опса1 репоЙ8. Кеутеогйз: Ь181огу оГ \\'аг. тПйагу Ь181огу, 1асйс8, 81га1еду, орегайопа1 ай, рагай1дт Приступая к избранной нами теме изучения парадигмальных особенностей военной историографии на различных этапах ее формирования, мы с необходимостью вынуждены заострить наше внимание на том факте, что беремся за относительно новую грань ис4 Коми научный центр Уро РАН
следования военной истории. Новизна нашего обращения состоит, очевидно, не в сюжетной линии и даже не в методическом аспекте исследования. Мы обращаем внимание именно на методологию истории войны как исторического явления. Основная сложность предпринятого нами труда состоит, на наш взгляд, в отсутствии методологически полноценной историографии самой военной истории. По этой причине первый вывод из предпринятой нами работы мы можем, хоть и несколько парадоксально, сделать ещё до приступления к самой теме. На наш взгляд, в военной историографии настало время поставить вопрос о некотором упорядочении военно-исторических исследований. Военным историкам, по нашему убеждению, уже как минимум стоит задуматься над созданием максимально полной историографии военно-исторических исследований. Уже того предельно краткого обзора исследований, который был нами с необходимостью предпринят при обращении к данной теме, достаточно для предположения двух «измерений» такой историографии: «Когда» и «О чем». Вряд ли кто-то из историков возьмется отвергать утверждение, что одно и то же историческое явление в различные исторические периоды будет изучаться по-разному. Поэтому историография военной истории, по нашему убеждению, должна содержать перекрёстную двойную классификацию. По исследуемым объектам (условно): античные войны, средневековые войны, войны Нового времени, войны XIX в. и современные. По времени обращения к теме (опять же условно): историография античная, средневековая, ХУП-ХУШ вв. и т. д. Мы совершенно убеждены в том, что, только проделав эту немалую и непростую работу, мы сможем систематизировать именно научный подход к пониманию войны как исторического явления, избегая при этом искушения идеологизации как выводов, так и самих подходов к исследованиям. С другой стороны, такая работа позволит историкам понять не только то, о чем они думают, но и то, как они это делают. В нашем же случае мы можем констатировать, что предложенный подход к теме носит скорее пропедевтический характер пилотного исследования методологии вопроса, не имеющего пока полноценной собственной историографии. 5 Коми научный центр Уро РАН
Исходя из обозначенной нами методологической проблемы, очевидно отсутствие сколько-нибудь однозначного подхода к систематизации парадигмальных оснований военно-исторической мысли. Именно поэтому мы остановились на наиболее распространенном перспективно-хронологическом подходе, хотя вполне разделяем ряд критических замечаний к его методологической обоснованности. Здесь мы вынуждены ограничить круг наших исследований географическими рамками европейской военной историографии, включая в ее число историографию российскую как географически близкую и культурно-исторически родственную. Разумеется, мы отдаем себе отчет в том, что наиболее полный круг исследования должен охватывать также египетско-вавилонскую, древнеиндийскую, арабскую, а в идеале ассирийскую и древнекитайскую военно-историческую историографию. Проблемность такого расширения круга исследования состоит, на наш взгляд, даже не в ее масштабе, а в слабой изученности источниковедческой базы. По ряду особенно древних египетских и вавилонских источников пока не удалось добиться единогласия узких специалистов в точности перевода текстов. В этих же источниках, а также в древнеиндийских и древнекитайских текстах зачастую необходимо отделять собственно историю от мифологии, философии и религии. Арабская и ассирийская историографии, кроме того, существенно фрагментированы и труднодоступны. В европейской военной истории первую известную парадигму нам удаётся выделить в трудах античных ученых и политиков. Античная парадигма военной истории, представленная в первую очередь трудами Фукидида, Цезаря и Цицерона, опирается на философскую традицию политической мысли Аристотеля, который делит войны на «справедливые» и «несправедливые». Так, Фукидид всю первую часть своей «Истории Пелопоннесской войны»1 посвящает описанию общественного устройства и взаимоотношениям эллинских полисов до начала войны, а затем предается скрупулезному анализу соблюдения и нарушения этими полисами ранее заключенных договоров. Именно в нарушении этих договоренностей и этических норм Фукидид видит причины войны. Собственно, в этой части его труда и содержится именно историческое исследование. Описание же самого хода войны пред6 Коми научный центр Уро РАН
ставляет у Фукидида красочное, с множеством персональных детализаций и эмоциональных сентенций, но по сути сугубо фактологическое описание хода событий, которым он был современником и отчасти свидетелем. При этом значительное внимание Фукидид уделяет хозяйственно-экономической составляющей войны: созданию запасов, снабжению и пополнению войска. А вот тактические характеристики, боевые приемы и вооружение войск его внимания вообще не привлекают. Гай Юлий Цезарь в «Записках о галльской войне»2 также обращает первоочередное внимание на те же факторы: обеспечение запасами, формирование войска и этическое оправдание войны. Примечательно, что к аргументам этического оправдания Цезарь относит обиды, причиненные прежними победами его врагов (гельветов). А вот примененный им тактический прием - нападение на разделенное войско гельветов в момент переправы, сами гельветы оценивают как нравственно несостоятельный, ибо хитрость, в их понимании, противоречит доблести. Нравственные факторы описываются в качестве важнейших и в эпизодах переговоров с потенциальными союзниками. В то же время нельзя обойти вниманием важный, на наш взгляд, момент: Цезарь упоминает в качестве аргумента, оправдывающего его нападение на гельветов, также и их потенциальную опасность для населения подконтрольных Риму территорий, через которые гельветы вынуждены пройти в силу противоречий со своими галльскими соседями. Мы, разумеется, не в состоянии сегодня оценить реальность или надуманность данного аргумента, нам важно отметить сам факт его упоминания Цезарем. Также, на наш взгляд, стоит отметить, что у Цезаря появляется, пусть и в исключительно фактологическом ключе, без анализа, довольно подробное описание тактического рисунка генерального сражения с гельветами. Основное же внимание автор уделяет именно отношениям с другими галльскими племенами, осуждающими (по его утверждению) гельветов за ранее нанесённые ими обиды соседям, утверждая, таким образом, именно нравственную состоятельность предпринятого им похода. В этой же парадигме рассуждает о войне и современник Цезаря Марк Туллий Цицерон3. Хотя специальных трудов, посвященных истории той или иной войны, Цицерон не создал, но в рассуждениях 7 Коми научный центр Уро РАН
о «справедливых и несправедливых» войнах многие наши современники ссылаются именно на Цицерона, а не Аристотеля. Высказывание же Цицерона о ресурсах как «нерве войны», в настоящее время, совершено некритически, развернуто в утверждение о деньгах (шире - ресурсах) как движущей силе войн. Хотя здесь стоит заметить, что во времена Цицерона нервами называли не периферийную часть мозга, а именно связки между мышцами и скелетом, что дает все-таки несколько иное понимание роли ресурсов в войне. В целом же античную парадигму понимания и изучения войны мы можем выразить следующей формулой: причиной войны является некая допущенная прежде несправедливость, подлежащая исправлению или наказанию виновного. Искусство (добродетель) же полководца сводится к умению оперировать ресурсами - как материальными, так и человеческими. Стоит, на наш взгляд, отметить, что в этой парадигме под явным влиянием авторитетов Аристотеля, Цезаря и Цицерона строятся практически все средневековые военно-исторические труды. Одним из, по-видимому, немногочисленных отступлений от античной парадигмы является Амбруаз Нормандский. В своей «Истории святой войны» он большей частью сводит результаты военных действий к личным качествам (харизме) короля Ричарда4. Однако стоит признать, что известное своеобразие указанного источника не даёт нам возможности считать его достаточно объективным, а его автора достаточно беспристрастным, так как сама «История» является хроникой войны не столько государств, сколько идеологий. Заметную трансформацию данной парадигмы мы можем видеть в русской военной историографии XVII в. Здесь из тезисов Аристотеля и Цицерона практически исключен материальный тезис. Так Авраамий (Аверкий) Палицын в своем труде «Сказание о осаде Троицкого Сергиева монастыря...»5 сводит анализ войны исключительно к духовно-нравственному противостоянию. Даже неизбежную в ходе войны борьбу за ресурсы, что для осажденного гарнизона предельно актуально, Авраамий рассматривает именно как готовность к самопожертвованию «платить кровью за дрова» во имя высшей цели. С тех же методологических позиций написана и «История скифская» Андреем Лызловым6. Примечательно, что предшественник и в некоторой степени современник Лызло8 Коми научный центр Уро РАН
ва Александр Гваньини (у Лызлова - Александр Гвагнин) в своем «Описании Московии»7 придерживается именно европейской парадигмы. Гваньини обращает внимание при анализе военного дела Руси именно на формирование войска (привлечение человеческого ресурса), а также на порядок его снабжения и вооружения с кратким комментарием по обычно применяемой тактике. XVIII век в российской военной историографии ожидаемо демонстрирует заметный «крен» в сторону европейской парадигмы того же времени в силу очевидного и целенаправленного процесса европеизации российской науки и культуры, начатой от Петра Алексеевича. Основной проблемой российской историографии тогда является не изучение сюжетов военно-политической истории, а поиск исторических оснований самого возникновения русской государственности. В борьбе «норманистов» и «антинорманистов» война предстает естественным ходом событий, лишенным в этой связи какого-то нравственного контекста. Историки лишь более или мене подробно описывают фактологическую сторону военных действий и политические результаты войны. Один из первых академиков Петербургской академии наук, Готлиб Зигфрид Байер, в начале XVIII в. еще придерживается средневековой парадигмы, описывая войны в ключе анализа материального и инженерного обеспечения походов8. Примечательно здесь именно то, что описываемые им сюжеты совпадают с сюжетами Цезаря и Цицерона, но вот мотив оправдания войны из этих описаний исключен абсолютно. Внимание же более поздних историков: М. В. Ломоносова9, И. Н. Болтина10 и, в особенности, Г. Ф. Миллера11, переключается на политическое значение войн, их роль в истории правления того или иного монарха или России в целом. Собственно военная история этих авторов уже мало интересует. Причины побед или поражений упоминаются не всегда, поверхностно, без деталей и анализа. В то же самое время европейская военная историография постепенно вырабатывает новую военно-историческую парадигму, суть которой вытекает из изменения самого рисунка войны, который, в свою очередь, постепенно меняет ее характер. Нарастание разнообразия видов вооружений, родов войск и характерных рисунков их взаимодействия все большее значение придает мастерству военачальника. 9 Коми научный центр Уро РАН
К началу XIX в. потребность в новом парадигмальном осмыслении истории войны, можно сказать, назрела. Одной из первых попыток вывести из исторических знаний о войне какую-то военно-научную теорию, можно, по нашему мнению, считать изданные еще в 1784 г. мемуары английского генерала Генриха Ллойда о войне 1756 г. в Германии. Аналогичные попытки предпринимались Наполеоном Бонапартом в анализе книги Ж. Ронья12. Но поворотным моментом формирования новой парадигмы становятся труды Карла фон Клаузевица. Причины этого поворота нам видятся именно в ином парадигмальном подходе прусского генерала. Во-первых, предшественники Клаузевица продолжают рассматривать войну в аристотелевой парадигме естественного состояния общества, т. е. противостояния ресурсных возможностей. Клаузевиц же изначально ставит войну в ряд общеполитических решений, рассматривая армию и военное дело в целом именно как инструмент политики13. Во-вторых, давая исторический анализ прошлых кампаний, сражений и отдельных боестолкновений, Клаузевиц рассматривает их как своего рода шахматную партию, в которой каждое движение оценивается не в контексте локального успеха или поражения, а с позиции его влияния на конечный результат14. Клаузевица интересует не столько военный, сколько политический результат вооруженной борьбы на поле боя. Если боевые действия в конечном счете вынудили противника принять те условия, ради которых затевались война или отдельный поход, то эти действия успешны независимо от занятия или оставления поля боя, населенных пунктов или целых областей. В этом же контексте, а именно в решении вопроса о возможности решать поставленные политические задачи, проводит Клаузевиц и оценку имеющихся и необходимых ресурсов. Переломный характер военно-исторических и теоретических работ Клаузевица выразился еще и в том, что уже с 30-х гг. XIX в. и до наших дней мы можем видеть деление военной истории на две части. Первую часть составляют труды военных специалистов, изучающих военную историю именно как часть военной науки. Примечательно, что изначально военная история стала основанием для стратегических теорий еще до того, как сам термин «стратегия» 10 Коми научный центр Уро РАН
стал применяться в военном деле. В России наиболее последовательным представителем такого подхода к военной истории стал генерал от артиллерии, профессор Императорской Николаевской военной академии, председатель Главного военно-учёного комитета барон Николай Васильевич Медем. Парадигмальными особенностями этого направления развития военной истории стало углубление авторов в изучение возможностей и перспектив тактических и военно-технических новаций и изобретений. Особо яркое развитие это направление получило в работах Гельмута фон Мольтке15. В России же эта парадигма приобрела масштабное выражение в 18-томной «Военной энциклопедии» под редакцией полковника Генерального штаба В. Ф. Новицкого16. В новой парадигме смысл военной истории состоял в построении прогноза развития технических и тактических возможностей армии, что, в свою очередь, подразумевалось как база построения ее обновленной и осовремененной структуры. Второе направление военной истории представлено преимущественно гражданскими историками, для которых война остается одной из сторон общей политической истории. Здесь на передний план выступает геополитический смысл войны, и происходит это также несколько ранее, чем появляется сам термин «геополитика». Нельзя, на наш взгляд, не отметить, что среди гражданских историков, особенно XIX в., часто проявляется еще одна заметная методологическая черта - изображение войны как проявления военного гения того или иного полководца. Например, таковы труды по военной истории А. Ф. Петрушевского, посвященные походам и победам А. В. Суворова17. Такой подход к военной истории заметно раздражал профессиональных военных. Так, французский генерал, военный историк и теоретик Жюль-Луи Леваль прямо обвинял всех гражданских историков в военном невежестве и неспособности «...писать военные хроники и объяснить и оценить чисто военные события»18. Хотя, к примеру, Клаузевиц в предисловии к «Уош Кпеде» указывает, что военная теория не сложнее других теорий и вполне доступна пониманию гражданских лиц: «.трудно воевать, а не понимать военные теории»19. 11 Коми научный центр Уро РАН
'Фукидид. История Пелопоннесской войны. В 2-х т. / Фукидид. М.: А. Г. Кузнецов, 1887-1888. 2Цезарь, Г. Ю. Записки о галльской войне / Г. Ю. Цезарь. СПб.: Азбука, 1998. 3Об обязанностях // Цицерон М. Т О старости. О дружбе. Об обязанностях. М.: Наука, 1993. 4Режин, П. Крестоносцы / П. Режин. СПб.: Евразия, 2001. 5Авраамий Палицын. Сказание о осаде Троицкого Сергиева монастыря от поляков и литвы и о бывших потом в России мятежах / А. Палицын. М.: Синодальная типография, 1822. 6Лызлов, А. И. Скифская история / А. И. Лызлов. М.: Наука, 1990. 7Гваньини, А. Описание Московии / А. Гваньини. М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 1997. 8Байер, Г. З. Краткое описание всех случаев касающихся до Азова от создания сего города до возвращения онаго под Российскую державу / Г. З. Байер. СПб.: Императорская Академия наук, 1782. 9 Ломоносов, М. В. Древняя российская история от начала российского народа до кончины великого князя Ярослава Перваго или до 1054 года / М. В. Ломоносов. СПб.: Императорская Академия наук, 1766. 10Болтин, И. Н. Примечания на историю древния и нынешния России г. Леклерка. В 2-х т. / И. Н. Болтин. СПб.: Тип. Горного училища, 1788. “Миллер, Г. Ф. История Сибири. Т 1-2 / Г. Ф. Миллер. М.-Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1937, 1941. 12 См.: Стратегия в трудах военных классиков. М.: ИД «Финансовый контроль», 2003. 13Клаузевиц, К. 1806 год / К. Клаузевиц. М.: Воениздат, 1937. 14Клаузевиц, К. Итальянский поход Наполеона Бонапарта 1796 года / К. Клаузевиц. М.: Воениздат, 1939. 15См., напр.: Мольтке, Г. К. Б. Первая Датская кампания (1848-1849 гг.) / Г. К. Б. Мольтке. СПб.: Тип. Е. Евдокимова, 1898. 16История военного искусства; История военная // Военная энциклопедия. Т. 11 / под ред. В. Ф. Новицкого. СПб.: Т-во И. Д. Сытина, 1913. С. 80-113. “Петрушевский, А. Ф. Генералиссимус князь Суворов. В 3-х т. / А. Ф. Петрушевский. СПб.: Тип. М. М. Стасюлевича, 1884. 18 Стратегия в трудах военных классиков. М.: ИД «Финансовый контроль», 2003. С. 143. 19Клаузевиц, К. Война. Теория стратегии. В 2-х т. / К. Клаузевиц. Л., 1920. Т. I. С. 14. 12 Коми научный центр Уро РАН
УДК 656.071.7(470.11)(091) А. В. Коноплев О ВЗАИМОДЕЙСТВИИ КОРАБЕЛЬНЫХ ВОЖЕЙ И СТРЕЛЬЦОВ В АРХАНГЕЛЬСКЕ В НАЧАЛЕ XVII ВЕКА Аннотация. В статье рассматриваются вопросы взаимодействия корабельных вожей (лоцманов) и стрельцов при обеспечении безопасности в дельте р. Северной Двины в начале XVII в. Анализируется состояние данного вопроса и приводится текст нового источника 1624 г., до настоящего момента не опубликованного, являющийся наиболее ранним текстом на данную тему. Показано, что в начале XVII в. регламентировалось не только движение иностранных кораблей в дельте реки, но и отдельных иноземцев. Ключевые слова: Архангельск, безопасность, корабельный вож, во- жевой промысел, лоцман, стрелец, фарватер Апдгеу V. Копор1еу АВОИТ ТНЕ ГХТЕКАСТЮХ ОЕ Р1БОТ8 АХИ 8ТВЕЫТХ8 IX АККНАХСЕБ8К АТ ТНЕ ВЕС1ХХ1ХС ОЕ ТНЕ XVII СЕХТИВУ АЬ«!гас!. Тйе агйс1е беа18 тейй !йе 188ие8 оГ ш!егас!юи Ьс1\гссп когаЬе1- иу_) уохйз (рйо!8) аиб 81ге1Й28 1п еп8иппд зесигйу ш !йе бе1!а оГ !йе Ыоййет Буша Ктуег а! !йе Ьедштид оГ !йе XVII сеи1шу. Тйе 8!а!е оГ 1Ы8 188ие 18 аиа- 1ухеб аиб !йе !ех! оГ а пе\\' 8оигсе Ггот 1624, ^Ысй йа8 ио! Ьееи рцЬ118Йеб !о ба!е, 18 !йе еаг11е8! !ех! ои 1Й18 !ор1с. I! 18 8Йо^и !йа! а! !йе Ье^иитд оГ !йе XVII сеи!игу, ио! ои1у !йе тоуетеи! оГ Гоге^и 8Ыр8 ш !йе бе1!а оГ !йе пуег \\Г18 геди1а!еб, Ьи! а18о шб1у1биа1 Гоге1диег8. Кеумогбх: Агкйаидекк, 8аГе!у, когаЬе1иу_) уохй, рбо!аде, рйо!, 8!ге1Й2, Га1ггау Строительство Архангельска в 1584 г. и перенос туда конечного пункта в маршруте движения торговых кораблей из Европы создали новую ситуацию в вопросе обеспечения безопасности как 13 Коми научный центр Уро РАН
населенных пунктов, так и самих иностранцев. Подробно эта тема была рассмотрена автором в статье «Мероприятия по обеспечению безопасности в дельте Северной Двины в ХУ1-ХУ11 вв.»1. При этом под обеспечением безопасности понимался комплекс мер, обеспечивающих отсутствие угроз как со стороны внешних факторов, связанных с присутствием иностранцев в регионе, так и со стороны влияния местных факторов на безопасность иностранцев . Основное внимание в статье было посвящено таким вопросам, как обеспечение военной безопасности путем присутствия воинских контингентов и создания фортификационных объектов; мерам по раннему выявлению угроз путем создания передовых караульных стационарных и подвижных постов; мероприятиям таможенного и карантинного контроля. Однако вопросы транспортной безопасности, обеспечивающей соблюдение правил передвижения по дельте при отсутствии аварийности и угроз в местах передвижения и стоянки транспорта, рассматривались частично - вследствие как ограничений по объему публикации, так и отсутствия источников, позволяющих сказать что-то новое. В частности, за пределами статьи остались вопросы лоцманского сопровождения иностранных кораблей и взаимодействия корабельных вожей со стрельцами, несущими караульную службу в дельте Северной Двины. В настоящее время ситуация изменилась, поэтому в данной статье будет предпринята попытка раскрыть новые сведения по этим вопросам. Со строительством Архангельска, чтобы добраться до гавани и городских пристаней, океанские корабли должны были около 40 верст двигаться от моря к городу по извилистому и изменчивому фарватеру. Здесь надо заметить, что Северная Двина, впадая в Белое море, образует дельту, разделяясь на протоки, реки, устья, рукава, курьи и т. д., различной ширины и глубины. Основные водные потоки носили названия «устье», и именно по ним осуществлялось движение как иностранных кораблей, так и поморских судов к Архангельску. Это создало предпосылки для возникновения лоцманской службы, обеспечивающей безопасную проводку кораблей по фарватерам, а также вызвало необходимость создания караульной службы в дельте с расположением стрелецких постов на устьях, позволяющих контролировать это движение. 14 Коми научный центр Уро РАН
Первые известные автору сведения о стрелецких караулах в дельте Северной Двины относятся к 1616 г.2 Подробно данный вопрос, как и вопрос о дислокации этих стрелецких караулов, рассматривался в уже упоминавшейся статье о мероприятиях по обеспечению безопасности в дельте Северной Двины. В свою очередь, изменение гидрологических условий в дельте привело к тому, что фарватеры Архангельского порта, начиная с прибытия англичан к Николо-Корельскому монастырю в 1553 г. и до начала XX в., несколько раз меняли свое местоположение, последовательно перемещаясь от запада к востоку - из Никольского устья в Пудожемское, затем в Березовское и на последнем этапе в протоку Маймаксу (см. рисунок). При этом Мурманское устье, расположенное между Пудожемским и Березовским, до середины XX в. для движения иностранных кораблей не использовалось, оставаясь фарватером для поморских судов3. Первые же известные сведения о корабельных вожах в Архангельске - несколько более ранние, чем о стрелецких караулах, и относятся к 1601 г. Именно в этом году корабельный вож Якунко Данилов по прозвищу Юрь продал свою избу в Архангельске Нико- ло-Корельскому монастырю, о чем имеется запись в приходно-расходной книге монастыря4. Здесь необходимо отметить, что на сегодняшнее время наиболее ранним текстом, относящимся к корабельным вожам Архангельска, является «Царская грамота Архангельскому воеводе Афанасью Нестерову, о дозволении торговым иноземцам в Архангельске нанимать лоцманов для провода кораблей, по своему желанию и выбору», данная 19 июня 1671 г.5 Этим документом открывается период в истории корабельных вожей Архангельска, когда на рынке воже- вых услуг разворачивается конкурентная борьба, вызванная, в том числе, и снижением прихода иностранных кораблей в Архангельск6. В более же ранний период сведения о корабельных вожах Архангельска содержатся, как мы уже отмечали, в монастырской приходно-расходной книге, писцовых, переписных и строельных книгах7, разрядных книгах8, актах о денежном и хлебном жаловании стрельцам, казакам, пушкарям, подъячим и другим служилым людям9. Все эти сведения позволяют нам говорить о местонахождении корабельных вожей в Архангельске, их численном составе, 15 Коми научный центр Уро РАН
RkJQdWJsaXNoZXIy MjM4MTk=